Голод 1932 года

на Украине

Во имя главной идеи

Жизни не жаль чужой.

Ветры безумьем веют,

Голод идёт с косой.

 

Идёт за границу пшеница

Во имя заводов здесь.

Крестьян, что умели трудиться,

Ссылают куда невесть.

 

Голод идёт рукотворный.

Кошек едят, мышей.

За горсть утаённых зёрен

В тюрьмах гноят матерей.

 

Воют псы, как шакалы,

Без хлеба хлебный край.

Кости - для рельсов шпалы

Дороги в будущий рай.

 

Во имя главной идеи,

Во имя главной идеи,

Дороги в будущий рай,

Дороги в будущий рай...

Горе Нефертити

Не спится ей. Она выходит в сад.

Проходит тихо по его аллеям.

Лишь опахала пальм в тиши ночи шуршат,

Но скоро кромка неба заалеет.

Диск Солнца - Бог Атон разбудит птиц,

Людей и буйволов, кувшинки, мандрагору...

И примут розовый оттенок горы

И усыпальницы принцесс, царей, цариц.

 

Лишь чуть задержится она у алтаря.

Там барельефы есть её, её супруга,

Лучи к ним тянутся от солнечного круга,

Дух правды, справедливости даря.

 

Издалека судьба на Нил вела

И ей благоволила поначалу.

Её здесь Нефертити величали,

Что значило: красавица пришла.

 

Была единственной супругой фараона.

Он клялся всем любовью вечной к ней.

Шесть чудных дочерей росли под сенью трона,

И не было семьи возвышенней, дружней.

 

Свет глаз миндалевидных воспевал

И шею аистиную, и губы,

Что были так желанны и так любы,

И удлинённого лица её овал.

 

К тому ж, соратницей ему была всегда.

Делила помыслы его и начинанья,

И веру в Солнца диск - религии созданье.

Всё общим было, но... пришла беда.

 

Восходит Солнце: «Здравствуй, Бог Атон!

Я пред тобой, как плачущая ива.

Покинул Нефертити фараон,

А я ведь до сих пор ещё красива.

 

Мне нет и тридцати. Не знает сердце зла,

Но жизнь песком дороги занесла.

Молю тебя, о светлый Бог Атон,

Так сделай, чтоб ко мне вернулся фараон!»

 

Плывёт торжественно по небу Бог Атон,

Её мольбы, увы, не слышит он.

Нет, не вернётся к Нефертити фараон.

Он в серенькую девочку влюблён.

 

Непостижим людских сердец закон.

Путешествие

пожилых

эмигрантов

Бюро туристского проспект

В мир грёз сознанье погружает,

Чудес сверкающий комплект

Воображенье возбуждает.

 

В полукольце скалистых гор

Фиордов синие сапфиры,

Северо-западный декор,

Заря с оттенками порфиры.

 

Мадрид. Соборы и дворцы.

Севилья у Гвадалквивира.

Творений Гауди образцы

Средь каталонского эфира.

 

Париж. Италия. Слов нет,

Здесь побывать мечтает каждый.

И поджимают свой бюджет.

Автобус. Ночь и сказки жажда.

 

Ведь в жизни прежней столько лет

Им выезжать не разрешали,

А тут без виз - Европы свет!

И старики несутся в дали...

Остров Пасхи

Был цветущим остров Пасхи,

Были радужными краски,

Остров нежился под пологом лесов.

Смелости полны и силы,

Люди в океан ходили

В лёгких лодочках до дальних берегов.

 

Отдалённый остров Пасхи

Населяли, то не сказки,

Люди грамотные в давние века.

И за радость, изобилье

Здесь богов благодарили,

Чьи фигуры главный символ островка.

 

Но, к несчастью, люди Пасхи

Непрерывно, без опаски

Вырубали для строительства леса.

А когда леса пропали,

Лодки строить перестали:

Досок не было, чтоб делать корпуса.

 

В результате, остров Пасхи

Потерял не только краски,

Потерял и связи с миром он.

И ловилось рыбы мало.

Это было лишь начало,

Катастрофа набирала свой разгон.

 

Дули ветры с океана,

Слой земли сносили рьяно,

Каменистым и бесплодным остров стал,

Ничего не вызревало.

Голод, войны, каннибалы...

Островной цивилизации финал.

 

Да, когда-то остров Пасхи

Был прекрасен, точно сказка,

Был...

Те, кто вновь его сыскали,

Горстку дикарей застали,

Что лишились памяти и сил.

 

Мы - не остров в океане,

Но мы - остров в мирозданьи.

Нам опасно Землю истощать.

Островок, открытый в Пасху,

Нам к спасению подсказкой

Мог бы стать...

Поэт и его жена

Он прожил с нею тридцать лет,

Шёл вместе с ней сквозь буреломы.

Она была, как амулет,

Как часть его, как стержень дома.

 

Опорою была в беде,

Когда работал, не дышала.

Распоряженья выполняла.

Все думы - о его звезде.

 

Слов о любви не повторял.

Зачем? Всё сказано когда - то.

Цветы не приносил ей к датам:

О датах просто забывал.

 

Руке своей не пишут од

И мягким тапочкам - сонетов.

В своих стихах из года в год

Он избегал жены портретов.

 

Считал, что счастлива. Верней,

Не думал вовсе он об этом:

Не взбалмошная птица света,

Неприхотливый воробей.

 

Он прожил с нею тридцать лет.

И вдруг... она ушла из дома,

Она ушла, ушла к другому!

Нелепый, дикий, страшный бред!

 

Цунами на Москва-реке

Его бы меньше изумило;

Чем шаг её. Так налегке

Легко ушла, переступила!..

 

Он раньше не пускал в стихи

Любовь. Теперь она в них билась.

Её значенье вдруг открылось

В тисках сжимающей тоски.

 

Любовь в конце концов убила.

На это ей хватило силы...